Смотреть и не купить

[issledovatel]

Сообщение от Blooming Soul

Конечно!
Вообще часы для меня это мистический аксессуар.

Так же считаю. Новые часы - время отсчитывают "по-новому".

[Clapton]

Сообщение от Blooming Soul

Конечно!
Вообще часы для меня это мистический аксессуар.

Вообще время относительное понятие и его измерение с помощью часов тем более.
Но тем не менее часы действительно прибор особенный. Несущий в себе определенный сакральный смысл и символизм. И более других этому в высшей мере соответствуют круглые стрелочники.

[Mechanic]

Сообщение от Blooming Soul

Дело в том, что вещи, особенно ненужные забирают внимание, а внимание это энергия.
Когда я продал механические часы, которые требовали внимания, чтобы их подводить и т д., у меня как-будто камень вытащили). Видимо вот вся энергия, вложенная в них за 13 лет, распаковалась после продажи) ).
Плюс суеверие, что если есть часы, то они должны ходить.
Хотя бы поэтому, иметь сет, меня пока не особо тянет).
Я понял, что часы мне всё равно нужны. Но хочу, чтобы это было по принципу разумной достаточности.

Не нужно просто покупать много и по принципу "ай, попробую". Нужно покупать обдуманно и только вот если эту модель хочешь купить шо кушать не можешь очень долго. А то я тоже когда вижу на этом форуме на фото сеты из 50 часов выпадаю в осадок - когда их носить-то?

[Protero]

Сообщение от Mechanic

Не нужно просто покупать много <…> А то я тоже когда вижу на этом форуме на фото сеты из 50 часов выпадаю в осадок - когда их носить-то?

Вы говорите словно мудрый муж. Но здесь – пансионат (или лепрозорий?) для больных ЧБ.
Вот у коллекционера спичечных коробков примерно тот же самый смысл в жизни. Не жечь, но лишь смотреть и мечтать об огне. Так и промечтает до последнего дня. А потом родственники просто выбросят всё на помойку или, если кто-то из них искренне любил покойника, устроит один большой костёр. Вот только собиратель этого уже не увидит. А жаль. Возможно, что увидев, исцелился бы в очищающем пламени.
С больными же ЧБ хуже. Их близкие не вынесут в мусорный бак (всё-таки понимают, что не грош цена всему этому), но позвонят в ближайшую скупку и оттуда придёт гнусный барыга и за бесценок скупит всё выстраданное, любимое, изысканное. Обманет. И будет после мерзко хихикать, подсчитывая потными и грязными ручонками свой барыш. Привет, Маркет!

[Clapton]

При почти любых раскладах
реализовать вещь в коллекционном состоянии с наименьшими потерями много проще чем пытаться сделать тоже самое с обмылком.
В остальном это уже частный случай. Здесь почти как когда люди продают перспективную недвижимость чтобы потом купить жестянку на колесах. От глупости никто не застрахован.

[KY3EH2007]

Блин, хреновый из меня аналитик-прогнозист. Я тут подумал, купил бы в прошлом году пару мешков сахара по полста кило, в этом на ролекс поменял бы

[Vladimir Landau]

Сообщение от KY3EH2007

купил бы в прошлом году пару мешков сахара по полста кило, в этом на ролекс поменял бы

А Вы не отчаивайтесь, я дам Вам два по пару мешков сахара, по полста кило, а вы мне один из двух выменяных на сахар ролексов, вот и не прогадаете...

[MiDeT]

Сообщение от Mechanic

Не нужно просто покупать много и по принципу "ай, попробую".

Нужно, иначе зачем это все?!

Кроме того ненужное можно и продать, да будут потери, но не исключено, что оно того стоило.

[hagakure]

Сообщение от KY3EH2007

Protero Неа, у Набокова сожаление о несделанном, о поступках, которые не принесут денежных дивидендов. А выше просто сожаление о неправильном вложении денег и упущенной выгоде.

Набокову вообще было плевать на выгоду. За те деньги, что он потратил на проживание в швейцарском отеле в последние 16 лет своей жизни, он мог бы запросто купить себе в собственность несколько отелей попроще )

И, пользуясь случаем, выложу сюда статью про В.В. Набокова и его отношения с часами )

Лицо и "личико часов" у Владимира Набокова

Своих героев Набоков наделяет свойственной ему самому мучительной привязанностью к деталям быта, и среди многих явлений вещного мира часы притягивают писателя особенным образом. В "Других берегах" он вспоминает, как в темноте зимних сумерек, ожидая вечно запаздывающего учителя, ощущал "целеобусловленное" воздействие предметов: "...как будто собравшиеся в полутьме знакомые предметы сознательно и дальновидно стремились создать этот определённый образ, который у меня теперь запечатлён в мозгу; эту тихую работу вещей надо мной я часто чувствовал в минуты пустых, неопределённых досугов. Часы на столе смотрели на меня всеми своими фосфорическими глазками" (Набоков Владимир. Собр. соч.: В 4 т. М., 1990. Т. 4. С. 181; далее - том и стр.; курсив наш. - В.С ).
Магия часов общеизвестна; подчиняясь нам, они незаметно подчиняют нас, и мы попадаем в зависимость от них. Эффект соприсутствия способствует очеловечиванию часов: согласно языковым метафорам, они "ходят", "бьют", "стучат", "убегают" или "отстают", "спешат". Но самое притягательное в часах - это циферблат с глазами-цифрами и вечно движущимися стрелками, положение которых определяет характерологию физиономии часов (весёлая, грустная, зловещая, удивлённая).
В набоковском мире часы - это живущее своей жизнью и звучащее пространство. В него вглядываются обычно с вполне утилитарными целями ("Который час?"), у Набокова же пространство зрячее, взирающее на человека и подглядывающее за ним. Оно - лицо, личико, глаз: "...Утром надо вставать непривычно рано и таким образом брать с собой в сон личико часов, тикающих рядом на столике..." (4, 420); "...в странной тишине ему показалось, что он слышит, как тикают часики на сё кисти, - золотые, величиной с кошачий глаз” (1,182).
Набокову важна не идея вещи, а она сама. Вещь у него не символ, а феномен. Он её видит, а не проницает, и, даже погружаясь в глубины предметов, продолжает видеть их пространственную суть: "Он посмотрел на дорогие часики на кисти и с болью увидел, что потерял стёклышко, - да, проехался обшлагом по каменной ограде, когда давеча спотыкаясь лез на гору... Они ещё жили, беззащитные, голые, как живёт вскрытый хирургом орган" (4, 370); "Погодя, она осторожно взяла со стола часы и посмотрела на фосфористые стрелки и цифры, - скелет времени" (I, 257).
Чувство времени у Набокова не самоценно, а пространственно определённо. Даже идея всеуничтожающего времени получает у него пространственное воплощение: угроза смерти, например, в стихотворении "Расстрел" ассоциируется в момент пробуждения с дулом циферблата, который через мгновение оказывается безобидным тикающим механизмом.
Проснусь, и в темноте, со стула, где спички и часы лежат,
в глаза, как пристальное дуло, глядит горящий циферблат.
Закрыв руками грудь и шею, - вот-вот сейчас пальнёт в меня!
- я взгляда отвести не смею от круга тусклого огня.
Оцепенелого сознанья коснётся тиканье часов,
благополучного изгнанья я снова чувствую покров.
(Набоков В. Стихотворения, рассказы. М., 1991. С. 77).
Часы интимно связаны с жизнью человека и мира в целом, и эту связь осуществляют и регулируют жесты стрелок. "Поезд отходил в 10.10. Стрелка часов делала стойку, нацеливаясь на минуту, вдруг прыгала на неё, и вот уже нацеливалась на следующую" (3, 414). "Огромная, чёрная стрелка часов, застывшая перед своим ежеминутным жестом, сейчас вот дрогнет, и от её тугого толчка тронется весь мир: медленно отвернётся циферблат, полный отчаяния, презрения и скуки..." (1, 115). С этой фразы начинается роман "Король, дама, валет". На огромном лице привокзальных часов буднично означено время сотворения романного мира и время отправления поезда из провинциального немецкого городка в Берлин.
В момент, предшествующий трагической развязке, все часы в доме Драйера останавливаются. Этот роковой обратный жест возвещает приближение смерти Марты и исчезновения романного мира: "В доме было как-то легко и пусто без Марты. И было очень тихо, - и Драйеру было даже непонятно, почему так тихо, пока он не заметил, что все часы в доме стоят" (1,272).
Остановка часов - традиционный жест траурного молчания - с этого жеста начинается предыстория героя в романе "Подвиг": "На этой скамье дед и умер, держа на ладони любимые золотые часы, с крышкой как золотое зеркальце. Апоплексия застала его на этом своевременном жесте, и стрелка, по семейному преданию, остановилась вместе с его сердцем" (2, 155). В романе "Отчаяние" остановившиеся часы пока только тревожный знак судьбы, которая тем самым как бы указывает, что не берёт героя под своё покровительство: "В комнате было уже довольно светло. Мои часики остановились. Должно быть - пять, половина шестого. (...) Странное пробуждение, странный рассвет" (3, 392). В этом же романе появляются "старые серебряные часы", выложенные на скатерть в новогоднюю ночь: "...помню эту чёрную тушу ночи, дуру-ночь, затаившую дыхание, ожидавшую боя часов, сакраментального срока" (3, 398).
В романе "Король, дама, валет", подробно разрабатывая план убийства мужа. Марта ловит себя на желании оставить для себя его золотые часы (1, 261). Эмблематика этого желания прочитывается почти однозначно: сохранить золотые часы - равнозначно сохранению для себя капитала Драйера ("ей было приятно, что часы и бумажник не пропадут" - 1, 261). Именно упоминание о предстоящей сделке ("Завтра, - сказал он, - я одним махом заработаю тысяч сто") заставляет Марту отсрочить убийство. Эта отсрочка, как окажется, спасёт Драйера и будет роковой для Марты, которая в предсмертном бреду ожесточённо топит оживающий пиджак с часами: "Но вдруг она вспомнила, что в нём остались часы, - и тогда пиджак начал медленно тонуть, вяло двигая обессильными рукавами" (1,276).
Каков мир, таковы и его часы. Абсурдный мир романа "Приглашение на казнь" живёт по своим особенным часам с нарисованными стрелками и имитируемым часовым боем, о чём читатель узнаёт только в середине романа. - Вы обратите внимание, когда выйдете, - сказал Цинциннат, - на часы в коридоре. Эго - пустой циферблат, но зато каждые полчаса сторож смывает старую стрелку и малюет новую, - вот так и живёшь по крашеному времени, а звон производит часовой, почему он так и зовётся” (4, 77). Но совершенно иное время и иные, вечные, часы на готических башнях в эссе "Кэмбридж": "...горят червонные циферблаты на стремительных башнях"; "и всё так же, из году в год, гладкие юноши собирались при перезвоне часов в общих столовых"; "И вот по всему городу начинают бить часы... Круглые, серебряные звуки, отдалённые, близкие, проплывают, перекрещиваясь в вышине и на несколько мгновений повиснув волшебной сеткой над чёрными, вырезными башнями, расходятся, длительно тают, близкие, отдалённые, в узких, туманных переулках, в прекрасном вечернем небе, в сердце моём..." (Набоков В.В. Рассказы. Приглашение на казнь. Роман. Эссе, интервью, рецензии. М., 1989. С. 337, 339, 340).
Звуковая, а не только жестовая, жизнедеятельность часов важна Набокову необыкновенно. В романе "Подвиг" он не преминет заметить, что воспоминания Мартына о Лиде даны на фоне "тикающих часов в каюте капитана" (2, 172). В "Приглашении на казнь" ритмически повторяющееся упоминание о бое часов сопровождает томительное ожидание неизвестного часа казни: "Опять с банальной унылостью пробили часы" (4, 6); "Часы пробили неизвестно к чему относившуюся половину" (4, 12); "...между тем как с бессмысленной гулкостью били часы" (4, 77); "захрипели перед боем часы" (4, 37); "Донёсся бой часов. Пользуясь их звоном, как платформой, поднялись на поверхность шаги; платформа уплыла, шаги остались..." (4, 30).
В романе "Дар" "мелодия прошлого" включает в себя как непременный элемент бой часов:
"По четвергам старик приходит учтивый, от часовщика,
и в доме все часы заводит неторопливая рука.
Он на свои украдкой взглянет и переставит у стенных.
На стуле, стоя, ждать он станет, чтоб вышел полностью из них
весь полдень. И благополучно окончив свой приятный труд,
на место ставит стул беззвучно, и чуть ворча часы идут.
Щёлкая языком иногда и странно переводя дух перед боем. Их тиканье, как поперечно-полосатая лента сантиметра, без конца мерило мои бессонницы" (3, 16). А чуть позже окрыленный и заинтригованный сообщением о рецензии поэт Годунов-Чердынцев расскажет о своих неладах с часами: "Стрелки его часов с недавних пор почему-то пошаливали, вдруг принимаясь двигаться против времени, так что нельзя было положиться на них..." (3, 27); "Ему казалось, что он сдерживает шаг до шляния, однако попадавшиеся по пути часы (боковые исчадия часовых лавок) шли ещё медленнее..." (3, 29).
Каждый герой Набокова слышит часы и идентифицирует их с деятельностью жизненно важного для него человеческого органа, поэтому естественно, что "одурманенная простудой", "сухо и мучительно кашляющая" Марта слышит дыхание часов ("хрипло тикали часы, задыхались белые конусы салфеток..." - I, 202), а Лужин - их сердцебиение: "Только тиканье часов на ночном столике доказывало, что время продолжает жить. Лужин вслушивался в это мелкое сердцебиение и задумывался опять, и вдруг вздрогнул, заметив, что тиканье часов прекратилось. Ему показалось, что ночь застыла навсегда, теперь уже не было ни единого звука, который бы отмечал её прохождение, время умерло, всё было хорошо, бархатная тишь" (2, 139). Для Лужина часы - сердце ночи, и их остановка знаменует смерть времени, - а значит и желанную вечность, конкретным (а не символическим) воплощением которой для него становится "застывшая навсегда ночь". И то, что Лужин нс завёл на ночь часы, оказывается не случайной забывчивостью, а подсознательным волевым решением ликвидировать цейтнот, "ибо время в шахматной вселенной беспощадно" (2, 80). "А кто забыл на ночь часы завести? - засмеялась жена (...)- Так можно проспать всю жизнь" (2, 139). Но Лужину его шахматные сны, где он "дрожащий и голый" стоит на "великой доске", не менее страшны, чем "чудовищные комбинации" (2, 138) жизни. Для него остаётся только уход в вечность или в чёрное, квадратное ничто ("квадратную ночь с зеркальным отливом" - 2, 150), где перестаёт биться двойное сердце - человеческое сердце Лужина и механическое сердце ночи.
Бой часов и их тиканье, озвучивая время, передают идею его течения, а цифровые характеристики позволяют представить время как измеряемую длительность. В тринадцатой главе своей автобиографической книги Набоков рассказывает о том, сколько часов он "загубил" и "отнял" у писательства, составляя шахматные задачи: "Умственное напряжение доходит до бредовой крайности; понятие времени выпадает из сознания: рука строителя нашаривает в коробке нужную пешку, сжимает её, пока мысль колеблется, нужна ли тут затычка, можно ли обойтись без преграды, - и когда разжимается кулак, оказывается, что прошло с час времени, истлевшего в накалённом до сияния мозгу составителя" (4, 290). В конце концов опредмеченное время, воплощённое в шахматной задаче, соотносится Набоковым с временем, означенным на часах, - как озеро и ручеёк: "Мои часы - ручеёк времени по сравнению с оледенелым его озером на доске - показывали половину третьего утра" (4, 292). В таком "одомашненном" варианте представлен у Набокова грандиозный державинско-тютчевский сюжет о "реке времён", которая пожрётся "вечности жерлом" и сольётся с "бездной роковой". При этом вариант Набокова не менее философичен, если представить, что на глади этого оледенелого озера разыгрывается шахматная новелла - "белые начинают и дают мат в два хода". Может быть, часы (как созданная человеком вещь) потому так важны для Набокова, что позволяют увидеть время (в прямом и переносных смыслах), ведь сказал же он: "однажды увиденное не может быть возвращено в хаос никогда" (4, 302).

В.В. САВЕЛЬЕВА, кандидат филологических наук
Русская речь 4/1998
Алма-Ата